Пришлым я был молодым карлом. Четыре руны. Столько же, сколько сейчас у моего сына. Я выполнил приказ моего конунга и за то был пожалован землями. Если кто затаил обиду с тех времен, тот может вызвать меня на бой и поквитаться.

— И помните, что ваша обида — не только на руку, державшую меч, но и на голову, которая ее направила, — тут же осадил всех конунг.

— Я правлю землями честно: по закону и по обычаю, — отец говорил тяжело, нехотя. Не любитель он молоть языком. Как, впрочем, и я. — Прошлым летом мой сын принес свою первую жертву, но не откликнулись ему боги. Отвез я тогда его на время в отдаленную деревню Растранд, к брату моей жены. А когда вернулся за ним, то нашел лишь сожженные дома да воняющие трупы. Лишь брат жены был положен в огонь, голова отдельно от тела. Сына своего я там не нашел. То ли увезли его в рабство, то ли убили и бросили с остальными, а я не смог узнать его кости.

Эрлинг сжал кулаки.

— Может, война началась? Может, лихие разбойники налетели? Может, выследил кто моего сына за мои прошлые поступки? Я вернулся в Сторбаш, думая, как сказать жене, что ее единственный ребенок мертв. Но там меня встретил сын, живой и невредимый. Сказал, что в Растранд приплыл корабль во главе с Торкелем Мачтой, он привез однорунных щенков. Чтобы они получили еще по руне-другой, убивая безоружных рыбаков, детей и стариков. Торкель убил брата жены, отрубил ему руки и голову. Однорунный мальчишка напал на моего сына, безрунного еще, и лишь волей Фомрира сумел Кай защититься. И получил первую руну! А после ушел лесами в Сторбаш, захватив единственного выжившего: малолетнюю девчонку, что пасла коз.

Ингрид фыркнула.

— Все знают, что Торкель в дружине ярла Скирре. А тем, кто напал на моего сына, был сын ярла Скирре. Конунг, ты запретил нападать на соседние деревни. Это не первая разоренная деревня в наших краях, но первая, где кто-то выжил. Вот мой сын, и он своими глазами видел все, что там случилось, — и он хлопнул меня по плечу.

Ярл Скирре выслушал это с прискорбным лицом. Когда упомянули его сына, он и вовсе прикрыл глаза ладонью, будто не в силах вынести. Магнус же напротив сидел с сияющими глазами. Ему явно нравилось слушать такие истории. Да, Роальд бы стал отличным заплечным, только вот кто бы кого слушался в итоге?

Затем ярл Скирре встал.

— Сразу после посвящения Торкель Мачта брал карлов, что только получили свою руну, и увозил их на охоту, — он поднял руку, успокаивая толпу. — Охоту на волков, медведей, рысей. Я всегда говорил, что руна без умелой руки и ясной головы ничего не значит, потому хотел, чтобы мальчишки научились думать и сражаться. Торкель заботился о Роальде с самого рождения! Учил его драться, стоять в строю, правильно держать щит. Видимо, он хотел дать моему сыну больше, чем я приказал.

Скирре возвысил голос:

— Торкель нарушил приказ! Без разрешения он напал на ту деревню. И я глубоко скорблю о каждом погибшем вместе с лендерманом Эрлингом. Я знаю, что такое потерять сына. Мой Роальд умер там. И я рад, что лендерман Эрлинг не почувствовал эту скорбь. Вот только мой сын умер! Он учился у лучших воинов. И умер! На нем была радужная кольчуга. Но он умер! У него был шлем и моя секира. А он умер! От рук безрунного! Каким колдовством воспользовался твой сын, Эрлинг, чтобы победить моего? Он ведь даже не получил руну! Он был слабее, у него не было оружия, ведь безрунным оружие не положено. Как он сумел победить?

Я вскочил на ноги и выкрикнул, случайно дав петуха:

— Это был честный бой! С одной стороны был перворунный Роальд в кольчуге, шлеме и с секирой, а с другой я, безрунный и безоружный. Но боги любили меня, а значит, мы были на равных!

Воины дружно расхохотались. Даже Магнус, который всё старался выглядеть серьезно, как его отец, и тот разулыбался.

— Роальд думал, что он самый сильный. Ведь у него и руна, и кольчуга, и секира. Поэтому он может без опаски рубить стариков и детей. Поэтому он и проиграл. Его секира застряла в потолочной балке. Он был слишком высок! Тогда я схватил свинокол и воткнул ему в подмышку.

— Самоуверенность, — покачал головой Рагнвальд, — она часто губит хороших воинов. Мне жаль твоего сына, Скирре.

— Я не мстил, лендерман Эрлинг, — сказал Скирре, — потому что вирой за смерть моего сына стала целая деревня. И если бы не умер мой сын, умер бы твой. Как бы я расплатился за это? Не знаю. Согласен ли ты принять смерть моего сына, как виру за деревню?

Его слова прозвучали так щедро и так правильно, что отказ отца походил бы на каприз ветреной девчонки.

— Согласен, ярл Скирре.

Слова отца прозвучали так тяжело, что проломили бы пол, если бы стали камнями.

— Если бы в Растранде всё и закончилось, я бы сюда не приплыл. Торкель пытался похитить Кая, как какого-то трэля. Прямо из Сторбаша. И если бы не Альрик Беззащитный, мой сын был бы сейчас мертв. На то есть не один свидетель. Когда Кай стал хирдманом, Торкель со своим хирдом преследовал его. Он пытался убить его на острове Энслиг. И…

Скирре вмешался:

— Повторю. Торкель занимался моим сыном с малолетства, учил его бою, управлению кораблем, плаванию. Он привез тело Роальда ко мне, повинился и сказал, что более не будет служить в моей дружине. Я отвечаю за действия Торкеля в Растранде, но не отвечаю за него после. Я слышал, что он набрал хирд. Слышал, что погиб в охоте на великана. Может, он считал себя ответственным за смерть Роальда и хотел хотя бы так загладить свою вину?

— Кто может подтвердить твои слова? — спросил отец.

— Все мои люди, — и Скирре махнул рукой на свою скамью, за которой стояли его воины.

— Ярл Скирре не отвечает за поступки Торкеля Мачты с момента оставления им службы, — подытожил конунг. — По закону и обычаю, если человек уходит в вольные хирдманы, его семья и бывший господин не отвечают за его поступки.

— Это хорошо, — не выдержал я. — Ибо я убил Торкеля Мачту. Моя четвертая руна получена ценой его жизни.

— Прискорбно это слышать, — сказал ярл Скирре. — Значит, отныне наша вражда закончена.

— Если все так, — снова отец, — тогда кого ты назовешь виновным в попытке похищения моего младшего сына? Я